fbpx

в школах України

Тексти для учасників вебінару Ірини Горобченко «Звукопис та колористика як складові лінгвостилістичного аналізу ліричного твору (на прикладі поезії українських та зарубіжних митців)»

Прочитати

М. Чюрльоніс

ПИСЬМА  ДЕВДУРАЧЕКУ (отрывки)

III

Смотри, среди снежных горных корон, среди гор, почти достигающих небес, стоит человек. Под его ногами облака прикрыли всю землю; там, внизу, происходят земные дела – суматоха, шум, болтовня, но облака прикрыли все. Тишина. Кругом белые, удивительные короны, поразительно величественные, изумительно красивые, из опалов и жемчугов, из топаза и малахита, из хрусталя и алмазов. Потрясающе волшебные, огромные короны, а среди них стоит человек и смотрит, широко раскрыв глаза, смотрит и ждет. Обещал он, что на заре, в миг возжигания корон, в миг хаоса и танца лучей, запоет он гимн солнцу. Гимн солнцу. Под его ногами облака прикрыли всю землю. Тишина. Вокруг удивительно белые короны.

IV

Эта ночь твоя, слышишь, малышка?

Слушай, слушай внимательно, затаи дыхание и слушай! Слышишь? Как тихо-тихо говорят звезды: ”Эта ночь Твоя, малышка”. Значит, видишь, что Ты – Госпожа тишины и звездной ночи, Королева пирамид, пальм, сфинксов и бескрайней пустыни. Улыбаешься? Раз так, то и я такой же великий Король, потому что я перед Тобой, потому что вижу Твою улыбку.

Ты – моя милая малышка, такая-такая крошечка.

VI

Знаешь что, Казбечек, когда мы сидели на взгорке, я потихоньку сошел вниз и наблюдал за нами. Ты вся была в солнце, и солнце в Тебе, а я был весь освещен Тобой, и большая тень падала от меня почти на весь взгорок. И грустно мне стало вдруг и, знаешь, пошел я тогда долинами далеко-далеко, а когда вернулся к нам, Ты светилась еще больше, но моей тени уже не было совсем. Мы были очень заняты, надо было разрезать земляничку. Мы положили ее на листок и очень серьезно поделили – эту маленькую земляничку. И вспомнил я тогда, что было время, когда мир походил на сказку. Солнце светило во стократ ярче, огромные леса сверкающих серебряных орехов высились по берегам сонных изумрудных озер, и среди подпирающего небо золотистого хвоща летел страшный птеродактиль, летел шумно, дыша обжигающей угрозой, и исчез в лучезарной мгле двенадцати радуг, которые извечно стоят над Тихим океаном.

 

VIII

Сегодня не могу написать Тебе письмо. Очень тяжело у меня на душе. Похож я на птицу, придавленную древесным стволом, однако живу и крылья мои невредимы, разве подавлен и очень устал. (…)

Малышка, не думай обо мне плохо. Я соберусь с силами и вырвусь на свободу. Крылья мои невредимы. Полечу я в очень далекую страну, в край вечной красоты, солнца, сказки, фантазии, в зачарованный край, в прекраснейший край земли и долго на все смотреть буду, чтобы потом могла Ты прочесть это в глазах моих, Ты, маленький мой Девдурачек.

Сегодня  не могу написать Тебе письмо.

Крыница, 1906 г

МОРЕ

Могуче ты, море. Велико, беспредельно, неохватно. Целое небо покрывает своей лазурью твои волны, а ты, полное величие, дышишь тихо и спокойно, потому что знаешь: нет предела твоей мощи, твоему величию, твое бытие бесконечно. Великое, могучее, прекрасное море! Ночью на тебя смотрит полмира, далекие солнца погружают в твои бездны свой мерцающий, таинственный, сонный взгляд, а ты, вечный король великанов, дышишь спокойно и тихо, знаешь, что ты одно такое, и нет над тобой властителя.

Ты хмуришься, на лазурном твоем лике словно бы недовольство. Ты хмуришься? Или это гнев? Кто бы осмелился, о непостижимое в своем бесконечном величии море, кто бы осмелился восстать на тебя?

И шел из моря ответ, тихо шурша, раскачивая прибрежные травы, которые, колыхаясь, шептали: то ветер, ветер, ветер.

Ничтожный ветер – призрачная стойкость, ветер – бездомный бродяга, хилый, бесцветный, воющий, как мерзкий шакал, – бежит без цели, калеча леса, купаясь в пыли, раздувая пожары, валя старые кладбищенские кресты, терзая бедные хижины.

Склоняются перед ним гибкие ивы, а скромные цветочки даже к земле прижимаются, устрашенные его свирепостью. Они ведь слабенькие и хилые.

А ты хмуришься и гневаешься, вечный король великанов, ты, который испокон веков отдыхаешь освещенный мерцающими солнцами вселенной, всегда холодный и спокойный, ты беспокоишься.

Не из-за того ли, что твои волны уже не в твоей власти?

Уже ветер овладел ими, гонит перед собой, как стадо овечек.

Смотри, смотри, как все они охотно бегут, гонимые ветром, все до одной, а их миллионы, и, что ни мгновение, все больше.

Удержи хоть одну из подданных, король.

Какое ужасное стадо! От горизонта до горизонта – волны, волны, волны.

Смотри, твои великаны встают, но они не в твоей власти. Ты пенишься, великое море!

Ветер им повелел искрошить скалы в далеком далеке, и они бегут самоуверенно, завывая, и разбивают свои слабые груди о холодный камень, и гибнут; встают новые ряды и так же гибнут.

Ветер сгоняет все новые и новые стада, наконец ему это надоедает, и, все бросив, он со свистом уносится вдаль.

А ты пенишься, море, ты, великое и бессильное.

Ветра давно уже нет. Ты собираешь свои волны, свои остатки, едва их сдерживаешь, и жалобно стенаешь, как дитя. Зачем стенаешь, море?

Иль жаль тебе неугомонных твоих волн, от которых осталось лишь не много пены и ничего больше?

Не сожалей о них! Придет пора, и подует ветер, новые волны поднимутся с того берега, и ветер погонит их туда, куда захочет, и вдосталь будет неугомонных великанов-волн, от которых снова лишь немного пены останется и ничего больше.

Авторский перевод с литовского В. Коноваловa

Льюїс Керрол «Jabberwocky»

Jabberwocky

 

Twas brillig, and the slithy toves

Did gyre and gimble in the wabe;

All mimsy were the borogoves,

And the mome raths outgrabe.

 

‘Beware the Jabberwock, my son!

The jaws that bite, the claws that catch!

Beware the Jubjub bird, and shun

The frumious Bandersnatch!’

 

He took his vorpal sword in hand:

Long time the manxome foe he sought –

So rested he by the Tumtum tree,

And stood awhile in thought.

 

And as in uffish thought he stood,

The Jabberwock, with eyes of flame,

Came whiffling through the tulgey wook,

And burbled as it came!

 

One, two! One, two!

And through and through

The vorpal blade went snicker-snack!

He left it dead, and with its head

He went galumphing back.

 

And has thou slain the Jabberwock?

Come to my arms, my beamish boy!

O frabjous day! Callooh! Callay!’

He chortled in his joy.

 

Twas brillig, and the slithy toves

Did gyre and gimble in the wabe;

All mimsy were the borogoves,

And the mome raths outgrabe.

Курзу-Верзу

(пер. Миколи Лукаша, 1975)

Був сма́жень, і шви́мкі яски́

Сверли́-спіра́лили в кружві́,

Пичха́ли пи́ршаві пса́шки

І тру́лі долові́.

 

«Мій си́ну, бійсь Курзу́-Верзу́,

То кусозу́б і дряпола́п!

Не зна́йся з пти́цею Зу-Зу́

І ве́лезнем Хап-ха́п!»

 

Меча́-штрича́ він в ру́ки взяв,

Підня́в тропи́в воро́жий слід

І в сму́жній ду́мі спочива́в

Під дре́вом Діоді́д.

 

Та ра́птом чу́є глу́шний цвист,

Круго́м немо́в мого́нь паши́ть,

В триму́чім лі́сі ни́кне лист –

Курзу́-Верзу́ мети́ть!

 

Він раз мече́м! Він два штриче́м!

Ота́к штрича́єм ворогі́в!

Зняв гмі́ю зо́лову з плече́й,

Додво́му посміши́в.

 

 

«Ти вбив грозу́ Курзу́-Верзу́?

Мій хло́пчику, ти чудоде́ць!

О спла́вний день! Стриба́й пісе́нь,

Тоді́мо у хане́ць!»

 

Був сма́жень, і шви́мкі яски́

Сверли́-спіра́лили в кружві́,

Пичха́ли пи́ршаві пса́шки

І тру́лі долові́.

 

У шостому розділі казки, сидячи на паркані, філологічне яйце Шалам-Балам, або Хитун-Бовтун (Humpty-Dumpty) допомагає Алісі й розкриває секрет читання принаймні першої строфи:

«…— Для початку досить, — урвав її Шалам-Балам. — Каверзних слів тут достобіса. «Смажень» — це четверта година пополудні… пора, коли щось смажиться на обід.

— А й справді! — щиро здивувалася Аліса. — А «швимкі»?

— Ну, «швимкі» означає «швидкі» та «щемкі». Це, розумієш, як у валізі — у два відділення запаковано два значення одного слова.

— Розумію, — замислено промовила Аліса. — А що таке «яски»?

— «Яски» — це трохи ящірки, трохи борсуки, а коли вони спіралять, то трохи мовби й штопори.

— Видно, якісь дуже дивні звірята!..

— Ще б пак! — сказав Шалам-Балам. — А ще вони гніздяться під сонячними годинниками… А живляться сиром.

— А що таке «спіралити»?

— «Спіралити» — це крутитися без упину. Як свердло.

— А «кружва» — це, мабуть, простір довкола сонячного годинника? — сказала Аліса, сама дивуючись із власної здогадливості.

— Цілком з тобою згоден. Далі. «Марамульки» — це як “псюльки” — хирляві й обшарпані пташки з настовбурченим пір’ям… щось на зразок живої швабри.

— Ну, а «трулі долові», — не вгавала Аліса. — Мабуть, я завдаю вам добрячої мороки…

— Ну, «трулі» — це така собі рідкісна порода зеленої свині, а стосовно «долові», я не певен. Гадаю, це те саме, що «долюві», а заміна літери «м» на «л» означає, що вони покинули дш і спустилися в діг.

— А як розуміти «йти в псашки»?

— «Йти в псашки» — це щось середнє між «навіжено пурхати», «пахкати» та «чхати», а втім, щось подібне ти, можливо, почуєш ген там, у лісі… а коли почуєш — то все зрозумієш. До речі, який мугиряка підкинув тобі цю чортову дурню?

— Ніякий. Я знайшла її в книжці, — відповіла Аліса…».

 

Роздрукувати

Ні, не буде нас у домі…

В синіх присмерках один…

День зимовий крізь долоні

Мчить в ілюзію гардин.

 

Тільки білих цяток пір’я

В щирий плине оберіг…

Сяють білі сніг, сузір’я…

Окрім снігу хтивий сніг!

 

Знову інею малюнки

Крутять сойм бажань в мені…

Лихо тихо за лаштунки

Відлетить, як уві сні…

 

Та до стелі, по портьєрі,

Промайне тремтлива тінь…

В тишу, відчинивши двері,

В рай святий зійди, прилинь…

В. Харламов

 

Никого не будет в доме,

Кроме сумерек. Один

Зимний день в сквозном проеме

Не задернутых гардин.

 

Только белых мокрых комьев

Быстрый промельк моховой,

Только крыши, снег, и, кроме

Крыш и снега, никого.

 

И опять зачертит иней,

И опять завертит мной

Прошлогоднее унынье

И дела зимы иной.

 

Но нежданно по портьере

Пробежит сомненья дрожь,-

Тишину шагами меря.

Ты, как будущность, войдешь.

 

Ты появишься из двери

В чем-то белом, без причуд,

В чем-то, впрямь из тех материй,

Из которых хлопья шьют.

Б. Пастернак

 

Кольори голосних:

А – червоний

Я – яскраво-червоний

О –жовтий або білий

Е – зелений, жовто-зелений

И – темно-коричневий або чорний

І – синій, світло-синій, блакитний

У – синьо-зелений, фіолетовий

Ю – бузковий

Черговий номер

Новини

Copyright © Журнал "Зарубіжна література в школах України"

Розробка сайтів студія “ВЕБ-СТОЛИЦЯ”